Изображение-«Роддом — как будто храм, в котором нет понятия “война”»

«Роддом — как будто храм, в котором нет понятия “война”»

Монологи россиянок — о беременности во время войны и материнстве в тревожном мире

8 февраля 2024 года DOXA внесли в реестр «нежелательных организаций».

Если вы находитесь в России или планируете в нее возвращаться, вам нельзя репостить наши материалы в соцсетях, ссылаться на них и публиковать цитаты.

Подробнее о том, что можно и нельзя, читайте в карточках.

Девять месяцев — время, нужное, чтобы возникла новая человеческая жизнь. Россия за девять месяцев войны забрала десятки тысяч жизней украин_ок и пожертвовала многими другими: от собственных мобилизованных до тех, кого последствия войны оставили без еды и лекарств в разных странах мира.

Пока российское государство требует от женщин рожать больше будущих солдат, героини этого текста хотят защитить своих детей от милитаризма и агрессии. Мы поговорили с тремя россиянками, которые сейчас живут в эмиграции, о том, как на беременность влияют тяжёлые новости и санкции, каково рожать в чужой стране и что их поддерживает в материнстве.

Ксения Бабушкина, фотографка

Родила двойню во время войны

Я сейчас живу в Эстонии, родила четыре месяца назад. Уехала в начале второго триместра и большую часть беременности провела в эмиграции.

Ксения Бабушкина с детьми / Личный архив
Ксения Бабушкина с детьми / Личный архив

У нас с мужем получилось так: началось вторжение в Украину и мы эмигрировали примерно через десять дней после этого. Боялись мобилизации, активно высказывались в социальных сетях [про войну] и ожидали, что репрессии нас рано или поздно догонят. Беременная, я отвечала за сохранность двоих детей — к тому моменту я уже знала, что двоих. Мы должны были улететь в Армению, а оттуда собирались в Грузию, но рейс отменили. Тогда мы выехали в Эстонию по сухопутной границе — здесь и остались жить.

У меня была непростая беременность. Еще когда я была в России, я узнала, что жду близнецов с большой разницей в весе. Многоплодная беременность в целом требует очень внимательного наблюдения, а в моем случае некоторые врачи сомневались в том, что малыш с меньшим весом будет жить. Родоразрешение — с большой вероятностью через кесарево сечение. Скорее всего, дети родятся немножечко раньше срока, им нужно будет лежать в больнице. С родами было связано много страхов.

Где-то в последнем триместре я стала меньше отвлекаться на внешний мир: мне приходилось постоянно посещать больницу и заботиться о своем ментальном и общем состоянии. До этого я читала много новостей и из-за этого пережила несколько эмоционально плохих периодов. Потом моя коллега погибла в Киеве от ракеты, и я стала меньше читать [новостей], но, конечно, все равно узнавала главные события. Сейчас снова начали сниться страшные сны — видимо, психика говорит, что пора, пора тебе снова понимать, что в этом мире творится.

Когда мы приехали в Эстонию, никакой бесплатной медицинской помощи не предполагалось, потому что у меня была туристическая виза. Я встала на учет в центральную больницу и платила за каждый визит по несколько раз в неделю. Нерезиденты платят за срочный прием 120 евро, но из-за сложной бюрократии я никогда не знала точную сумму заранее и иногда выходила со счетами от 300 до 600 евро.

Каждый раз в больнице приходилось тратить много времени, чтобы объяснить свою ситуацию. У них в системе происходили лютые сбои из-за того, что я получала услуги, которые для беременных должны быть бесплатны. Бюрократия ломалась [на мне]. Из-за этого я не могла представить, что мы будем делать дальше, как я рожу — это был пограничный опыт. Совершенно ничего непонятно, но нужно было поверить, что все будет хорошо.

Беременность / Личный архив
Беременность / Личный архив
Роды / Личный архив
Роды / Личный архив
Материнство / Личный архив
Материнство / Личный архив

Слава богу, у меня было достаточно много друзей, которые и морально помогали, и с бюрократическими моментами. Буквально за неделю до родов мы смогли оформить трудовую государственную медицинскую страховку, которая позволила мне бесплатно родить. После этого детки две недели провели в больнице, и я — вместе с ними. В какой-то момент, конечно, уже были мысли: блин, может быть, проще было остаться в России, ничего плохого с нами не случилось бы. Но спустя время мы были очень рады, что все сделали именно так — нам сильно повезло, что мы смогли остаться в Эстонии — это большая привилегия. Муж смог устроиться здесь на работу.

В Эстонии почти все врачи говорят по-русски. Хотя я говорю по-английски и по-французски, это невероятная удача, что я могу изъясняться на родном языке в такой уязвимый, сложный момент, как роды. Все относились очень доброжелательно. Но отношения [России] с Эстонией все хуже с каждой неделей. Сначала, пока я была беременна, моя мама могла из Петербурга приехать к нам на машине. Но однажды наступил момент, когда ее не пустили на границе. У меня много родственников в Петербурге: дедушка моих детей — мой отец, их прабабушка — моя бабушка — еще жива. Сейчас я решаю, приехать ли с детьми в Россию, чтобы они могли познакомиться с родственниками? Они-то сюда приехать уже точно не смогут. Мы находимся на расстоянии пяти часов езды друг от друга, но можем не увидеться еще какое-то количество лет — это признак нового закрытого мира.

Несколько моих подруг из Москвы были беременны одновременно со мной. Сейчас мы вместе обмениваемся всякими лайфхаками, как успокаивать детей, а еще обсуждаем политику и каково сейчас находиться в Москве с маленьким ребенком. Моя двоюродная сестра из Петербурга в марте тоже родила двойню; у меня есть небольшое сообщество подруг с детьми и беременных в Таллинне — мы поддерживаем друг друга, обсуждаем проблемы. А еще меня добавили в фейсбуке в международную группу поддержки женщин, которые кормят грудью. Там много женщин из Украины, они тоже делятся своим опытом материнства. Недавно там прочла текст мамы, которая пережила бомбежки, смерть мужа — и при этом сохранила грудное вскармливание.

Когда обращаешься к ребенку, ты должен сам быть достаточно спокойным и уверенным. Ребенку очень важно дать чувство безопасности. Поэтому, конечно, нужно быть более-менее стабильной. Хотя некоторые новости, например, про ядерные бомбы, могут меня достаточно сильно выбить из колеи. В такие моменты очень тяжело, ведь младенцы полностью зависят от меня, от моих действий. Что я буду делать, если мне нужно будет срочно взять в охапку детей и куда-то бежать?

Меня очень поддерживает мой муж. У него, правда, тоже бывают такие тревожные состояния, но, слава богу, мы бываем в них по очереди. Ещё очень поддерживает творчество. В сложный момент я стараюсь переключаться и рисовать. Я вообще фотограф и большую часть жизни занималась этим. Поэтому снимать детей или наши с ними автопортреты, а иногда даже просто смотреть фотографии — мне очень помогает отвлечься.

Рисунок Ксении / Личный архив
Рисунок Ксении / Личный архив

Анна, программистка

Родила в мае

О беременности я узнала осенью 2021. Хотя мы с мужем уже задумывались о детях, эта новость все равно оказалась внезапной: я только-только устроилась на новую работу, у мужа начался последний и очень напряженный учебный год в техническом вузе, мы купили квартиру в ипотеку без стен и начали делать в ней ремонт.

background imagedonation title
Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Мне было плохо от токсикоза всю первую половину беременности, а во вторую мне поставили диагноз ГСДГестационный сахарный диабет, «диабет беременных» — нарушение обмена углеводов во время беременности. Половые гормоны, которые интенсивно вырабатываются в этот период, подавляют действие инсулина и регуляцию уровня глюкозы., назначили уколы инсулином три раза в день. Несмотря на все сложности, я была очень счастлива: впереди вырисовывалось прекрасное будущее, рядом были любимые люди, колоссальная поддержка. Но потом наступил февраль. Из-за санкций начались проблемы с импортным инсулином. Уже в начале марта невозможно было купить его ни в одной аптеке Москвы или Петербурга. Смогла найти неиспользованные ручкиШприц-ручка (обычно с инсулином) — устройство, позволяющее людям, которые нуждаются в регулярных подкожных инъекциях какого-либо препарата, делать их себе самостоятельно. только с помощью подруги, которая сделала у себя на странице пост с моим запросом.

Мы с мужем переживали из-за возможных репрессий. Кажется, это было уже совсем давно, но раньше я была активисткой в левой организации. Многих людей из нашего круга общения задерживали, в том числе тех, кто тоже уже несколько лет вне активизма; у них проходили обыски по фейковым делам. Муж хоть и не подлежал мобилизации в первую волну, но еще в феврале было понятно, что если её объявят, то вряд ли такие тонкости будут учитываться. Ну и угнетали новости о военно-патриотическом воспитании в российских детских садах и школах.

Как в школах «промывают мозги» учени_цам:

«Мы всем классом попали в ловушку»

«Разговоры о важном»: как власти хотели сделать «уроки ненависти», а в итоге переизобрели классные часы

Изображение-«Мы всем классом попали в ловушку»
амрак хачикян
амрак хачикян

Тогда я обозначила себе главную цель: дотянуть до родов, не навредив ребёнку. А за две недели до предполагаемой даты родов мне на работе сделали оффер по релокации в Барселону. Я, конечно же, согласилась, еще не понимая, можем ли мы вообще «вывезти» эмиграцию с грудным ребенком. Но вот мы в Испании, остался последний сложный квест — найти здесь жилье. Кажется, что мы справляемся, хоть и тяжело.

В моей жизни еще никогда не было так мало политики, как сейчас. Вся моя [политическая] деятельность сводится только к пассивному потреблению информации. Максимум — если я встречаю украин_ок, которые были вынуждены покинуть свою страну и им нужна конкретная помощь, то стараюсь помочь. Открываю новостные сводки только утром и вечером, чтобы быть в курсе основных событий. Сильно вовлекаюсь, только если происходит что-то исключительное: например, мобилизация или освобождение Херсона. Здесь маленький ребенок вроде как выступает в качестве оправдания. Хотя есть женщины с маленькими детьми, которые все равно продолжают выходить на митинги, устраивать [протестные] акции или писать [в соцсетях] открыто, находясь в России. Так что стоит признаться: у меня просто меньше смелости. Надеюсь, это временное состояние и скоро я найду в себе новый ресурс.

После родов я действительно осознала, что такое «невидимый женский труд». Даже когда я подростком жила в одном доме с тетей и помогала с ее новорожденной дочкой, то не замечала огромный пласт труда, которым тетя занималась, вроде ночных кормлений, которые никому не получится делегировать.

Я читала много феминистских текстов о материнстве, но даже представить не могла, каково ощущать на себе бессонные ночи и понимать, что поспать дольше трех-четырех часов не получится ближайшие полгода.

Мои родители ждали внуков все семь лет с момента моего замужества. Тем обиднее, что сейчас они далеко. Дочь растёт так быстро, каждую минуту что-то интересное и неповторимое происходит, а они это могут видеть, только если мы успеем заснять. Да и смотреть фото и видео — совсем не то же самое, что держать ребенка на ручках и играть с ним.

С появлением ребёнка я впервые обратила внимание на то, что в нашем обществе есть огромная проблема с насилием в отношении детей. Недавно очень задела фраза подруги, которую в эмиграции бесит, что «повсюду дети». Ребенка могут ударить или напугать воспитатели в детском саду или даже случайные прохожие на улице. Не говоря уже о том, что происходит с детьми из-за *****Звёздочки использованы по просьбе героини.. Моя дочка в шесть месяцев ужасно пугается звуков дрели из соседней квартиры — на её лице всегда появляется страх от громких звуков и всегда слезы. Что же происходит с детьми, над которыми пролетают бомбы?

Во времена активизма я чаще обсуждала политику с незнакомыми людьми: старалась задавать наводящие вопросы, если дискутировать, то мягко. Но сейчас это кажется невозможным — больше нет полутонов и дистанций. Так что в последние месяцы я либо избегаю разговоров о политике, либо общаюсь с теми, чьи взгляды заранее знаю и разделяю. Хотя один раз пыталась подискутировать с таксистом в Белграде, донести, что хоть мир был неправ, когда закрывал глаза на бомбёжки СербииКонфликт конца 1990-х годов между косовскими албанцами с одной стороны и сербскими и югославскими силами с другой, обе стороны применяли этнические чистки. Силы НАТО начали бомбардировки Югославии, объясняя это стремлением остановить югославские власти., но это не значит, что сейчас мы должны закрывать глаза и на другие бомбёжки. Никому никого нельзя бомбить.

Ксюша, продюсер образовательной платформы

Родила полгода назад

Я родила впервые, и этот опыт сразу пришёлся на войну. Сейчас я временно в Тбилиси, из России уехала в октябре. 24 февраля у моего мужа было настроение «собираем вещи, просто уезжаем». Но я была беременна, а у беременных женщин есть "период гнездования«Инстинктом гнездования» иногда называют стремление беременных, особенно на поздних сроках, организовывать домашний уют. Исследовательницы Адрианн Шависи и Лиа Руппаннер говорят, что это социальное явление, связанное с гендерными стереотипами, а не биологически обусловленное поведение.". Мне вообще не хотелось срываться и с двумя котами и попугаем уезжать, поэтому я мужа успокоила. Сказала: давай подождем, пока я рожу, а потом посмотрим. Не знаю, было ли это решение моей ошибкой — всё равно в сентябре мужу пришлось экстренно уехать. Мы собирались перебраться в Грузию в ноябре, но мобилизация скорректировала наши планы. Сначала уехал муж, через месяц я уехала со всеми вещами за ним. Но на время всё же придётся вернуться: нужно продать квартиру, уволиться с работы — пока я в декретном отпуске. Так как я женщина, у меня есть неожиданная привилегия: я не врач и не военнообязанная, поэтому могу более-менее безопасно въехать в страну.

Еще до войны я понимала, что не очень хочу связывать свою жизнь с Россией. А когда я забеременела, у меня просто вспыхнула лампочка над головой. Большинство людей желают своим детям лучшего. Понимая, что происходит сейчас в России, я не хотела заранее обрекать своего ребенка на страдания. Однако, по моим ощущениям, первые полгода [после начала полномасштабного вторжения] показали, что на самом деле многие почему-то желают худшего своим детям, вроде «мы жили при железном занавесе, ну и вы поживите». Я не хочу жить и воспитывать ребёнка в обстоятельствах, где старшее поколение считает, что младшее должно не только страдать, но ещё и умирать ради бессмысленной, несуществующей цели.

Изображение-image-267b55da5346502791c685333df592e5735864ca-3360x1800-png

Мне кажется, беременность немножко спасла мое ментальное состояние во время войны, потому что я, переполненная гормонами, была поспокойнее. По крайней мере, во втором и третьем триместре. Но, конечно, всё равно читала новости каждый день, подписалась на всевозможные телеграм-каналы — впоследствии это вызвало недостаток сна. И так неудобно спать [с животом], так ещё и новости. После недели такого мониторинга я сказала себе, что оставлю один источник и буду заходить туда не больше двух раз в день. Я себя засунула в какой-то волшебный мир, где ничего не происходит, хотя вокруг все люди говорили о политике, неожиданно разделившись на два лагеря. Даже в медучреждениях появились атрибуты [времени]: повсеместно висящие буковки Z и V, надписи «сила в правде».

Буква Z, митинги, задержания и то, что умирают люди, — это всё ещё существовало вокруг меня, но я как будто залезла в раковину и старалась сильно не впитывать. Думала о том, что сейчас лично моя проблема — это роды. И если я через себя буду всё пропускать, это может повлиять не только на меня, но и на человека внутри меня.

От подруги, которая родила за полтора года до меня, я узнала об акушерском насилии и некомпетентности врачей. Её оскорбляли, говорили: «Ты тяжелее золотой ложки в руках ничего не держала» — прямо во время родов. Проводили манипуляции, которые запрещены ВОЗ, в том числе давили на живот во время родов. Поэтому я заранее решила, что буду оплачивать роды — на это ушла половина декретных. Хотя мне бы хотелось рожать бесплатно, потому что, черт возьми, я плачу налоги. В итоге у меня всё прошло замечательно. Не в том смысле, что роды — это что-то замечательное. Это было больно, тяжело. Но в том, что касается безопасности, у меня всё было прекрасно. Роддом — как будто храм, в котором нет понятия «война». Они настойчиво избегают этой темы. И с персоналом мы войну не обсуждали. Но уже после родов мне делали УЗИ, и главврач сказала мне что-то вроде: у вас все хорошо, чего не скажешь о ситуации вокруг.

Как кормящая мать я сталкивалась в России с ситуациями, когда меня шеймили за то, что я ем что-то не то, поэтому якобы ребёнка обсыпает [аллергией]. В Грузии я пока не успела сходить к врачу, поэтому не с чем сравнивать. Но в общем отношении к маленьким детям разница очень заметна. В России все ходят с покерфейсами и смотрят на твоего ребёнка, как будто он «потенциальный крикун в самолёте» или просто «нарушитель порядка». В Грузии спокойно относятся, если ребенок плачет. Грузины всегда улыбаются, хотят потрогать [малыша] за ножку, говорят комплименты. Это очень приятно.

Как мобилизация повлияла на женщин в России

«Я не понимаю, что я чувствую»

Как из-за мобилизации женщины в России остались одни

Изображение-«Я не понимаю, что я чувствую»
Анна Трёхстогова
Анна Трёхстогова

Когда ребёнок плачет, я обнимаю его и говорю, что всё будет хорошо. Говорю слова любви, что-то на материнском — то, что непередаваемо. А самой себе повторяю: «Ты — кормящая мать, полная гормонов. Тебе сейчас супер переживать нельзя. От тебя зависит человек, и твоя кукуха должна оставаться в порядке». Я переживала несколько лет назад серию панических атак, а сейчас чувство ответственности сдерживает мою тревожность и держит на плаву — это неочевидный плюс материнства.

Забавно, что я родилась 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, а мой сын — девятого мая. Этот флёр войны окружает меня постоянно.

Я довольно пацифистски настроенный человек, против любого насилия. Если я рожаю человека, для меня главное — чтобы он был счастливым. Война — это антипод счастья. Если мой ребенок скажет: «Хочу идти на войну», я подумаю, что сделала что-то не так, неправильно воспитала его. Но, во-первых, кроме матерей есть еще и отцы. А во-вторых, есть патриархат, все эти установки «мужик сказал — мужик сделал». И часто именно отцы под влиянием патриархата настаивают на том, что ребенок, сын — какой-то защитник и что-то должен [государству] с первого дня жизни.

Беременность и роды в России: как на них влияет война?

Отвечает социологиня АнастасияЭкспертка попросила не называть свою фамилию.

Растущий пронатализм, то есть озабоченность тем, что женщинам нужно рожать как можно больше, в российской государственной политике существует давно — с середины нулевых. Исследовательницы Жанна ЧерноваЧернова, Ж. В. (2011). Семейная политика современной России: гендерный анализ и оценка эффективности. Женщина в российском обществе, (3), 44-51. и Мишель Ривкин-ФишRivkin-Fish, M. (2010). Pronatalism, gender politics, and the renewal of family support in Russia: Toward a feminist anthropology of “maternity capital”. Slavic review, 69(3), 701-724. приводят такую отметку: в 2006 году Владимир Путин в своем послании Федеральному собранию заявил, что самая острая проблема, которая стоит перед государством, — это проблема рождаемости. При этом он сразу обрамлял это милитаристским флёром: из-за того что рожают мало, нам не хватает солдат. Это не прямая цитата, но такую мысль можно проследить по ряду заявлений: «А теперь о главном. Что у нас главное? В Министерстве обороны знают, что у нас самое главное. Речь действительно пойдет о любви, о женщинах, о детях. О семье. И о самой острой проблеме современной России — о демографии».

Однако мы можем выделить несколько тенденций, которые проявились в связи с текущей полномасштабной войной в Украине. Что будет с рождаемостью? Очень важный фактор — экономическое неблагополучие и невозможность его прогнозировать. Люди сейчас беднеют, стало невозможно планировать жизнь: вы не понимаете, сократят вас или нет, закроется ли ваше производство, призовут ли вашего партнёра. На уровне индивидуальных выборов и решений может сказываться чувство небезопасности, экзистенциальной угрозы. Те, кто планировал беременность до войны, могут ее как минимум отложить. Я читала интервью Монеточки и Аси Казанцевой — это две публичные персоны, которые на момент начала [полномасштабной] войны обнаружили себя уже беременными. И обе говорили о том, что первая их мысль была: «А это ответственно — сохранять жизнь ребёнка, если я знаю, что он придет в мир, который, мягко сказать, неблагополучен?» И обе приняли решение, что их материнской любви, возможно, хватит на то, чтобы ребёнка защитить.

Но мы не знаем, как другие люди принимают решения. В контексте родовспоможенияРодовспоможение — система медицинской и другой профессиональной помощи беременным, роженицам и новорожденным. мы чаще всего говорим про женщин, но вообще-то, чтобы беременность наступила, нужен еще и партнёр, которого могут призвать из-за паспортного полаПризыву подлежит большинство людей, у которых в документах указан мужской пол. Среди них могут быть трансгендерные (и) небинарные люди, которые не являются мужчинами, но не успели или не стали совершать юридический переход.. Больше всего молодых людей мобилизовали из нестоличных регионов — оттуда же больше погибших. В долгосрочной перспективе это снизит число рождений в отдельных субъектах. Я также могу предположить, что семьи, в которых уже было два ребенка, могут, наоборот, решиться на третьего, чтобы их отца не мобилизовали. Но это уже «гадание на кофейной гуще».

В любом случае мы подошли к моменту, когда демографическая яма будет только углубляться. В предыдущий раз страна переживала самые драматичные экономические потрясения в 90-е — тогда рождаемость резко упала. Сейчас как раз дети 90-х вступают в возраст, когда на них ложится основная нагрузка за воспроизводство населения. Людей репродуктивного возраста физически мало, и никакой материнский капитал не может обеспечить прирост рождаемости вдвое больше, чем есть людей. А их становится ещё меньше, в том числе из-за войны: кто-то погибает, некоторые получат группу инвалидности, другие потеряют экономическую стабильность, а кто-то просто уедет из страны.

Два года пандемии тоже внесли вклад в снижение рождаемости: люди болели, делали прививки и откладывали даже планируемое зачатие. То есть на демографическом уровне вместе проявляются эффекты 90-х, пандемии, а теперь в ящик забивается ещё один гвоздь — война.

При этом у нас нет качественных данных о том, что изменилось в российском родовспоможении после 24 февраля. До этого мы два года проводили большой опрос про роды в рамках международного проекта, к февралю 2022 собрали 1800 анкет из разных регионов. Данные хранятся на сервере британского университета, но мы не можем их получить из-за внутренней политики университета. Собрать новую информацию возможно: родовспоможение изучают качественными методами, их можно применять в чувствительном контексте, но мы с коллегами переключились на исследование других тем. Тем не менее, можно предположить, что в долгосрочной перспективе на системе родовспоможения будут сказываться обеднение, сложности с поставками иностранных медикаментов и оборудования. Скорее всего, как инфраструктура система будет устаревать. Однако я не думаю, что война непосредственно влияет на то, как с беременными и роженицами взаимодействуют институции или отдельные врачи.